Родившийся благодаря углю и существующий за счет угля Кузбасс становится эпицентром экопротестов против угольщиков. Если в предыдущие годы в Кузбассе ко Дню Шахтера было принято открывать предприятия, то сейчас власти, напротив, накануне праздника отозвали разрешение на реализацию одного из ключевых этапов угольного инвестпректа. Угольщиков обвинили в неспособности вести диалог с населением, которое требует от власти и бизнеса отодвинуть промобъекты от мест проживания, в ответ угольщики обвиняют оппонентов в умышленном разжигании экоистерии и видят за этими акциями не народный гнев, а новый способ передела рынка и грозят судебными исками.
О формировании судебной практики "промышленники против "зеленых", об "экологическом рейдерстве", а также о юридических последствиях денонсации договора об оффшорных зонах, в которых угольщики активно регистрировали бизнес, "Интерфаксу" рассказал адвокат Сергей Учитель, который последние 20 лет представлял в судах интересы почти всех угольных холдингов, имеющих активы в Кузбассе.
- Сергей Юрьевич, с 7 сентября вы присоединились в качестве партнера – руководителя практики разрешения споров к одной из крупнейших российских юридических фирм "Pen&Paper", имеющей офисы в Санкт-Петербурге, Москве, Лондоне. Скажите, Кузбасс останется в сфере ваших интересов?
- Да. Среди наших действующих клиентов есть крупнейшие угледобывающие и другие промышленные предприятия, банки из топ-10, а также российские и иностранные инвесторы, традиционно имеющие серьезные бизнес-интересы в Кузбассе.
Помимо комплексного правового содействия в разрешении корпоративных конфликтов мы планируем особое внимание уделить экологическому комплаенсу (соблюдение надлежащих стандартов поведения на рынке – ИФ), а также защите бизнеса по уголовным делам, в том числе связанным с вопросами экологии.
- Очередной кризис в угольной промышленности из-за падения цен и спроса на "черное золото" в этот раз усугубился новым для Кузбасса фактором – экопротестами. Сергей Юрьевич, оцените, насколько сегодня бизнесу необходимо учитывать в своей деятельности указанные риски?
- Первым законодательным актом, нацеленным на снижение экологического риска "от угля", можно считать указ английского короля Эдуарда I, подписанный им в 1285 году. Этот указ запрещал сжигать в печах, служивших для обжига и сушки кирпича, так называемый "мягкий" уголь, в котором много загрязняющих воздух примесей.
Если говорить о современном российском бизнесе, то он, конечно, с каждым десятилетием уделяет все больше внимания вопросам охраны природы с технической точки зрения – внедряются новые системы очистки сбросов и выбросов, более щадящие для окружающей среды технологии производства. Вместе с тем с юридической точки зрения бизнес должного внимания проблеме экологических рисков и экологического комплаенса по-прежнему не уделяет. При этом со стороны государства и общества мы наблюдаем стремление найти максимально эффективные способы воздействия на бизнес, в том числе, с использованием экологической темы.
Одно дело, если речь идет о внезапных экологических катастрофах - тут все очевидно: можно установить место ущерба, причинно-следственную связь между событием и ущербом и виновное лицо.
Иная картина складывается в ситуации, когда речь идет о нарушениях, выявленных компетентным государственным органом в ходе плановой или внеплановой проверки, конфликтных ситуациях с экоактивистами или населением, либо рисках совершения экологического правонарушения, возникших в ходе реализации инвестиционного проекта, которые не были просчитаны инвестором заранее. Такие, порою не всегда очевидные риски, требуют повышенного внимания бизнеса, их необходимо предвидеть, закладывать в бизнес-модель и, по возможности, стараться управлять ими и контролировать.
- Скажите, как вы относитесь к тому, что экоактивисты обвиняют бизнес и власти в нарушении прав местного населения и нанесении вреда природе даже в тех случаях, когда угольщики реализуют инвестпроекты, имея на это все необходимые разрешения?
- Защита окружающей среды в основном воспринимается населением как собственная безопасность, но в случаях, о которых вы спрашиваете, уже необходима защита от самих экологов – настоящих и мнимых. В последнее время мы можем наблюдать новый вид мошенничества – экологическое рейдерство. Создано множество специальных природоохранных организаций, которые, умело манипулируя острой экологической тематикой, весьма успешно ее монетизируют. Они действуют в своих коммерческих интересах.
Такие активисты выходят на протесты в защиту окружающей среды, при этом они используют разные способы - от пикетов перед администрациями до различных акций, флешмобов, перекрывают дороги, блокируют работу предприятий, обращаются с исками и жалобами в суды, правоохранительные и административные органы, органы государственной власти.
В итоге складывается практика, когда население, полагая, что отстаивает свои законные права на безопасную среду обитания, фактически становится заложником нечестной конкурентной борьбы. Вовлекаясь в акции, обычные люди помогают легализоваться и набрать вес таким псевдоэкологам. В итоге создается среда для развития экологического рейдерства, которое влечет рост числа случаев блокады предприятий, зачастую не обоснованных никакой реальной угрозой. Основная цель таких акций – давление на бизнес с целью нанесения ему колоссального финансового урона, личные корыстные интересы инициаторов экологической травли.
Одна из причин стремительно набирающего обороты экологического рейдерства и шантажа - отсутствие налаженного взаимодействия государственных органов. У нас на сегодня по данным исследования ВШЭ, в России существует 14 (!!!) основных государственных информационных ресурсов с данными о состоянии окружающей среды, которые никак не взаимоувязаны между собою.
В свою очередь у властей в приоритете политические интересы. Зная это, псевдоэкологи для достижения своих неэкологических целей активно используют политические лозунги. Подчеркну, я говорю именно о тех случаях, когда компания, ставшая жертвой, действует в рамках правового поля! То есть, она получает все необходимые экспертные заключения, в том числе экологические. Затем компания приступает к реализации проекта, даже завершает самый сложный первый этап, и, когда дело подходит к этапу получения прибыли, появляются экологи и активисты. Они проводят активную протестную, широко освещаемую кампанию, добиваясь остановки предприятий или процесса реализации новых проектов, что влечет многомиллионные убытки. Очевидно, что на чистой инициативе такую грамотную протестную кампанию не организовать.
Нередко такого рода блокады и протесты удивительным образом совпадают с нежеланием конкретных лиц, в том числе прямых конкурентов, чтобы определенный проект развивался.
Встречаются и случаи откровенного вымогательства со стороны так называемых экологических активистов, когда бизнес попросту вынуждают платить за саму возможность спокойно вести производственную деятельность, за лояльность экологов.
- Можете привести какие-либо примеры?
- В Кузбассе мы имеем целый ряд примеров, когда бизнес был обвинен в несоответствии актуальной экологической тематике и в итоге понес финансовые потери.
Так, АО "УК Сибирская", реализующее масштабный инвестиционный проект по строительству крупнейшего горно-обогатительного комплекса, столкнулось с давлением со стороны соседнего недропользователя – владельца лицензии на скважину по добыче минеральной воды "Терсинка". Он внезапно начал устанавливать округ горно-санитарной охраны для своего источника, как для курорта федерального значения. При этом планируемый округ под несуществующим курортом полностью "накрывал" не только территорию, на которой велись работы по строительству горно-обогатительного комплекса и его инфраструктуры, но и государственного заповедника "Кузнецкий Алатау". К тому моменту были вложены миллиарды рублей инвестиций, в том числе в соблюдение экологических требований, создание новых рабочих мест, возведение объектов инфраструктуры для жителей близлежащих территорий.
Такие действия поставили под угрозу реализацию федеральной программы развития угольной промышленности до 2030 года, утвержденную на уровне правительства РФ. В конечном итоге указанные действия были признаны незаконными в судебном порядке, а сам собственник скважины после проверки деятельности лишился лицензии в связи с многочисленными собственными экологическими нарушениями. Борьба угольщиков продолжалась более трех лет и еще не завершена.
Совсем недавно Арбитражный суд Москвы признал незаконным приказ Роснедр о досрочном прекращении права пользования недрами шахты "Лапичевская", которая планировала с 2021 года начать добычу угля рядом со строящимся жилым районом Кемерова Лесная поляна, где проживают около 20 тыс. человек.
ООО "Шахта Лапичевская" создано в 2004 году на базе активов одноименного ОАО, прекратившего добычу угля в 1999 году из-за убытков. В 2005 году предприятие получило лицензию на участок "Петровский" с запасами 12 млн тонн, действующую до 2025 года. В 2009 году в нескольких километрах от участка в рамках федерального проекта по комплексному освоению территории под жилищное строительство началось возведение первых домов Лесной поляны, которую позиционировали как самый экологически чистый жилой район Кемерова.
В сентябре 2010 года компания приобрела за 150 млн рублей лицензию (со сроком действия до 2035 года) на расположенный рядом участок "Шахта Лапичевская-2" с запасами коксующегося угля около 120 млн тонн. Только в 2017 году информация о возможном начале добычи угля вблизи Лесной поляны вызвала волну жалоб жителей в адрес местных властей. Решениями горсовета Кемерово и совета депутатов Кемеровского муниципального района в 2018 году на земле в границах лицензионных участков "Петровский" и "Шахта Лапичевская-2" созданы особо охраняемые территории (ООПТ) местного значения — природные комплексы "Петровский" и "Петровско-Андреевский". В мае 2019 года Минприроды отказало компании в согласовании проектной документации, а в ноябре 2019 года Роснедра досрочно отозвали лицензию на разработку участка "Шахта Лапичевская-2".
И совсем свежая история разворачивается вокруг строительства ООО "Разрез Кузнецкий Южный". Предприятие перед началом строительства получило полный комплект разрешительной документации, провело общественные слушания, имеет заключение экологической экспертизы Управления Росприроднадзора, даже акт государственной историко-культурной экспертизы. В апреле 2020 года было получено разрешение управления архитектуры Кемеровской области на строительство одного из объектов. Однако непрекращающееся противостояние с активистами, в числе которых местные жители составляют небольшую часть, внезапно привело к тому, что разрешение на строительство путей к железнодорожной станции было отозвано.
В официальном Telegram-канале губернатор Кузбасса Сергей Цивилев 21 августа сообщил: "Правительство Кузбасса не поддерживает проект строительства углепогрузочной станции, так как компания не приложила должных усилий по выстраиванию диалога с населением. Принято решение об отмене разрешения на строительство путей необщего пользования станции Кузнецкая".
Также в России все чаще можно наблюдать ситуации, когда экологические проблемы становятся поводом для корпоративных конфликтов и передела собственности.
В качестве наиболее яркого примера можно привести корпоративный конфликт акционеров "Норникеля" (Красноярский край), катализатором которого стала техногенная катастрофа, произошедшая на предприятии в июле 2020 года. В результате один из акционеров ("Русал") потребовал от второго акционера (В.Потанина) смены органов управления, переноса штаб-квартиры из Москвы в Норильск, а также поставил вопрос о возмещении убытков в связи с необходимостью оплаты штрафа 150 млрд рублей, который Минприроды планирует взыскать с предприятия. Здесь примечателен тот факт, что конфликтующие стороны только-только в 2018 году "зарыли топор войны".
Не менее резонансная ситуация связана с попыткой оспорить правительством Башкирии приватизацию Башкирской содовой компании (БСК), на которую приходится до 85% всей производимой в стране пищевой соды. И здесь катализатором выступила экологическая тематика, которая в итоге привела к вопросу о законности уменьшения доли госучастия в БСК.
Таким образом, сегодня в зону риска попадают не только все промышленные предприятия и недропользователи, но и практически все сферы деятельности бизнеса, независимо от его размера так или иначе способные оказывать влияние на окружающую природную среду.
Экологические риски необходимо учитывать даже банкам и другим компаниям финансового сектора. Сами они по роду своей деятельности могут оказать лишь ничтожно малое воздействие на окружающую среду, другое дело их клиенты. Поэтому, когда, например, банки предоставляют кредиты крупным промышленным компаниям или когда пенсионные фонды участвуют в крупных инвестиционных проектах, им необходимо тщательно оценивать возможные последствия деятельности клиентов с точки зрения воздействия на окружающую среду.
К сожалению, практика показывает, что у нас в стране даже наличие разрешительной документации и действия бизнеса строго в правовом поле не являются 100% гарантией защиты от последствий экологических рисков.
- По вашему мнению, насколько соответствует действующая экологическая нормативная база, сформированная в том числе еще во времена СССР, возросшим требованиям населения к качеству жизни? Могут ли изменения в нормативных актах выбить почву из-под ног у "экологических рейдеров"?
- Как известно, в СССР много чего не было – ни секса, ни радиации, ни пестицидов, ни химического оружия, ни открытой информации, тем более экологической. В СССР экологическая информация считалась стратегической, имеющей оборонное значение, поэтому людям всегда подавался минимум данных о состоянии окружающей среды.
Только Постановление Верховного Совета СССР от 27 ноября 1989 года "О неотложных мерах экологического оздоровления страны" сняло запрет на публикацию экологической информации и обязало власти обеспечить полную гласность, доступность и бесплатность сведений о состоянии окружающей среды.
Несмотря на то, что законы РФ в области экологии по сравнению с законами СССР выглядят прогрессивными, 95% россиян, как выяснили в ходе исследования специалисты ВШЭ, считают официальные данные недостоверными.
В современном обществе уже никто, пожалуй, не сомневается в том, что люди имеют право знать, чем они дышат и какую воду пьют. Поэтому сегодня, в первую очередь, необходимо вносить изменения в федеральный закон "Об охране окружающей среды" и еще в шесть законов: "О государственной тайне", "Об экологической экспертизе", "О гидрометеорологической службе", "О коммерческой тайне", "Об информации, информационных технологиях и о защите информации", в Кодекс об административных правонарушениях, касающиеся определения понятия экологической информации, доступа к ней и обязанности ее предоставления. Именно информационная открытость сведений, связанных с экологической безопасностью, должна стать главной гарантией соблюдения баланса интересов государства, населения и бизнеса.
- И последний вопрос, касающийся другой, но очень актуальной для угольщиков темы. Учитывая, что в вашем клиентском портфеле ряд выигранных дел в интересах российских угледобывающих компаний, можете ли вы оценить, каких юридических последствий можно ожидать в связи с денонсацией договора об оффшорных зонах, которая начнется осенью текущего года?
- Сегодня, скорее всего, следует вести речь не о денонсации соглашения, а внесении в него существенных изменений, на которые власти Кипра были вынуждены пойти под давлением российской стороны. Ратификация этих изменений должна состояться до конца 2020 года и вступить в силу с 1 января 2021 года.
За период действия налогового соглашения с Кипром его юрисдикцией воспользовалось немалое количество российских компаний. По различным оценкам, только в 2018-2019 годах туда было выведено более 3,5 трлн рублей.
Что касается самих изменений, то можно выделить последствия как общие для российских предприятий, так и относящиеся лишь к определенной отрасли. К общим последствиям следует отнести увеличение ставки налога на выплату дивидендов с 5% до 15%, уплату налога с процентов по займам по ставке 20%.
К специальному последствию, прогнозируемому в угледобывающей отрасли, можно отнести еще большую консолидацию. Как известно, угольная сфера пока еще является конкурентным рынком, о чем свидетельствует наличие нескольких крупных "игроков", в числе которых СУЭК, Кузбассразрезуголь, Мечел, Евраз и др.
Вспомним о целях структурирования бизнеса посредством офшорных компаний. Если первая и классическая цель – минимизация налогов - уходит в небытие, то вторая цель – сокрытие истинных владельцев бизнеса и защита от недружественных поглощений или от банального рейдерства - остается по-прежнему актуальной.
Один из ярких примеров проблем, возникающих при структурировании бизнеса при помощи офшорных структур - непрекращающиеся споры бывших партнеров по бизнесу Александра Щукина и Руслана Ростовцева в отношении ряда угольных активов, которые были оформлены на иностранные офшорные компании, но юридический контроль над которыми имел только один из партнеров, а другой партнер теперь в судах различных юрисдикций вынужден доказывать, что бизнес был совместным.
Однозначного ответа на вопрос о необходимости полного ухода с Кипра после 1 января 2021 года нет, но уже существует несколько вариантов: перевод бизнеса в альтернативные юрисдикции (Швейцария, Нидерланды, Сингапур), либо российские специальные административные районы во Владивостоке и Калининграде с особым режимом налогообложения и пакетом других льгот или реструктуризация и оптимизация текущих бизнес-структур.
В любом случае российским бенефициарам кипрских компаний уже сейчас нужно серьезно задуматься не только об изменении налогового бремени, но и о множестве вопросов, большинство из которых находятся на уровне межпредметных связей разных дисциплин: комплаенс, безопасность холдинговой компании, AML (борьба с легализацией денежных средств, полученных преступным путем anti-money laundering - ИФ), корпоративный контроль, PR, и т.д. То есть задаться вопросом – насколько у вас все хорошо в России на среднесрочную перспективу, в первую очередь, с защитой бизнеса от рисков уголовного преследования.
